Про Петрова. Продолжение.
31/07/2004 06:02 pmПродолжение. Загадочное, но раз сочинилось - пусть будет. Про все похожести на "Мир реки", "Град обречённый" и буджолдовский сериал про Майлза я знаю, и на оригинальность не претендую. :)
Кругом были люди, а Петров всё равно был совсем один.
Он шёл по ровной тверди под серым однотонным небом, и постепенно ему начало казаться, что он перебирает ногами на месте, а мимо скользит бесконечная пустошь, проплывают плоские фигурки - одна с поднятой рукой, другая сидящая, третья в наклоне, и снова та, что с поднятой рукой. Петров попытался следить за ними, как за столбами в окне поезда, и тут же споткнулся обо чьи-то ноги.
Рыжий парень, на которого Петров налетел, отреагировал вялым "О, шит!" и медленно подобрал конечности.
Это был первый человек, который заговорил с Петровым. К сожалению, Петров не знал английского языка. Разве что ругательства понимал, да кто их не понимает.
- Петров! - сказал Петров, указав на себя пальцем. Рыжий посмотрел на него и отвернулся.
- Петров! - повторил Петров. Никакой реакции. Рыжий равнодушно пялился мимо него. Петров указал пальцем на него:
- Как тебя зовут?
Молчание.
- Ты кто? Твоё имя?
Наконец Петрову надоело, он взял рыжего за руку, отогнул указательный палец и заставил того ткнуть пальцем себе в грудь. Рыжий поначалу не сопротивлялся, потом высвободился, встал и отошёл на десяток шагов. Там он снова уселся. Петров неуверенно пошёл за ним.
- Слышь, мужик, - начал он. Рыжий, сидящий к нему спиной, брезгливо дёрнул плечом.
Петров озлился. Он обошёл рыжего и встал прямо перед ним. Тот начал неторопливо разворачиваться. Петров сдвинулся, чтобы загораживать обзор. Рыжий закрыл глаза. Петров разозлился окончательно. Он пнул рыжего в бок. Тот повалился на землю. Петров пнул ещё и ещё, попал по голове, по спине. Рыжий перекатился на четвереньки, встал и молча пошёл прочь. Петров догнал его и отвесил подзатыльник. Рыжий от неожиданности пробежал несколько шагов, потом остановился и хмуро посмотрел на Петрова.
- Звать тебя как? - агрессивно спросил Петров.
Рыжий сел. Петров пнул его. Так оно и продолжалось - ни усталости, ни боли, только злость и нарастающее чувство, что всё это чудовищно глупо. Петров не знал, сколько это продолжалось. Рыжий то убегал от него, то отвечал тумаками, а один раз даже скривился и начал орать непонятное, но вскоре снова сел и замолчал. Петров притопнул босой ногой, и рыжий вздрогнул. Петров вдруг вспомнил Мбуэнгу.
- Ну и х... с тобой, - сказал он рыжему. - Не хочешь разговаривать? Ну и сиди тут.
Отойдя немного, он обернулся. Рыжий бежал прочь. Вскоре он скрылся из виду.
Здесь было шумно. Петров огляделся и прислушался. В уши билась безнадёжно чужая речь. Она казалась смутно знакомой, но слов было не опознать. Люди говорили вроде бы "баян", "тумак", "кабак", но из этих слов не складывалось ничего понятного. Люди вокруг были неуловимо похожи друг на друга и непохожи на Петрова. Вокруг него образовалось пустое пространство, люди отступали от него, а навстречу ему решительно шли шестеро мужчин.
- Вы чего? - спросил Петров, останавливаясь. Один из мужчин вытянул руку и что-то прокричал.
- Чего? - переспросил Петров, но тут его окружили, ухватили за руки и повели - легко, поскольку их было больше. Вели недолго. Остановились, по команде подняли Петрова за руки и за ноги, раскачали и бросили.
Петров видел, как они уходили, и за ними смыкалась разговаривающая, понимающая друг друга толпа.
Конечно, когда людей много, им легко защититься от одиночки. Надо бы к кому-то прибиться, это Петров уже понял. Но как?
Наконец, так ничего и не придумав, Петров решил преодолеть лингвистический барьер с разбегу. Он вскочил, вдохнул поглубже и заорал вдохновенно-матерно, больше напирая на громкость, чем на разнообразие.
Снова появился патруль, раздвигая толпу. Петров собрался было убежать, но ему крикнули:
- Русский?
- Ага, - ответил Петров, разом ослабев от счастья.
- Иди.
Его повели, ничего не объясняя, потом остановились, и один из провожатых сказал:
- Федор, вот русский.
- Ты орал? - спросил старик.
- Я, - сознался Петров. - Своих хотел найти.
Вокруг тем временем происходило какое-то дружное движение - люди разворачивались в одну сторону, опускались на колени, потом раздался протяжный крик.
Петров видел подобное много раз - одни люди становились в круг и кричали по очереди, другие сидели и раскачивались, гудя довольно знакомое "харекришнахарахаре", третьи перемещались по сложным траекториям, будто играя сами собой в шахматы.
Этот свет отличался чрезвычайным разнообразием, и при этом бредовым, как работающая впустую, пилящая и стругающая воздух лесопилка.
- Чего это они?
- Намаз, - ответил старик. - Молятся. Да ты садись. Арабов, что ль, не видел никогда?
- Где бы я их видел?
- А хотя бы и здесь. Языков не разумеешь? Они по-английски кумекают, да и по-русски немного знают, моими трудами.
- Не знаю я английского, - сказал Петров.
- Учи, - посоветовал старик.
- Петров, - представился Петров.
- Федор Данилов сын Сумовлев, - отрекомендовался старик.
Петров не понимал, когда Федор врёт, а когда нет. Старик рассказывал о себе вещи невероятные и противоречивые - то он был кирасиром в войске у Суворова, то строил Беломорканал, а между делом ввёртывал словечки наподобие "амбивалентности" и "протагониста".
В аду Федор Данилыч был очень давно и повидал многое, на рассказы был неисчерпаем. Правда с выдумкой, а чужие истории со своими мешались у него крайне причудливо.
Арабы его нешуточно уважали. Подходя - кланялись, не заговаривали первыми, кроме того провожатого, Ахмада, - он держался со стариком по-свойски, приходил часто, слушал, сидя непременно на корточках, изредка вступал в беседу.
- Чего они меня выкинули? - спросил Петров в самом начале их знакомства.
- Чужой ты им. Здесь всякий к своим тянется. Вот, помню, пошёл я однажды к морю...
- Здесь есть море? - жадно перебил Петров.
- Ты слушай, не егози, - Федор прикрыл глаза, и на сухом лице его отразилось неодобрение. Петров покорно замолчал.
- Есть ли море, нет, мне неведомо. Однако ж люди говорят, что твердь не бесконечна, а предел свой имеет, он же берег морской, по кацманкам можно его достичь. Море же предела не имеет вовсе.
Федор заранее гневно воззрился на Петрова из-под кустистых бровей, но тот благоразумно не стал ничего уточнять, лишь запомнил про кацманки. Старик продолжал:
- Много людей я видел по пути, и чуднее всего показались те, что выстроились на тверди сообразно родству своему, так, что взглянув на них, каждый мог сообразить - то супруги, то дети их, а то племянники. Говорили они, что надобно весь род человеческий тако же выстроить, и что первые прародители отыскаться тем должны, и что всегда в таком построении рядом с человеком будут те, кто речь его понимает и знает его, отчего и польза будет, и порядок. Род свой возводили они к людям сотворённым, не обезьянцам, и думаю, что правы они: сколько странствую здесь, обезьянцев не попадалось мне.
Звали они и меня место себе найти, да и отпускать не хотели, ведь всякий человек им надобен, чтобы прорех не было в древе сём генеалогическом. Отговорился я тем, что и сам супружницу свою ищу, а как найду - непременно к ним вернусь. Собрать всех они вряд ли соберут, столь быстро людишки с того света прибывают. Да и с братаном моим Яшкой до Страшного Суда рядом обретаться - пусть уволят меня от участи такой. Оттого и печали в свойстве и единстве может выйти больше, чем радости, ведь многие одного легко принудят, если воля его слаба.
- А здесь ты как, по своей воле? - не мог не спросить Петров. Ему до этого момента не хотелось никуда уходить, но он представил себе вечность в компании Фёдора, и его замутило.
- А то как же. Я всюду по своей воле, надо мной ничьей нету, а упрямства во мне на полк хватит.
- Мы не станем тебя удерживать, - сказал Ахмад. - Ты волен уйти когда хочешь.
Федор кивнул:
- То добре. Побуду здесь ещё, - и стал рассказывать, каковы обычаи встреченных им ниппонцев.
- Не врёт Ахмад, что отпустит? - спросил Петров, когда араб молча встал и ушёл.
- На что ему врать? А не отпустит - всё равно уйду. Он мужик не глупОй, понимает.
Арабы становились на молитву. Петров постепенно понял, что общий регулярный сигнал происходит из постоянного центра, и даже прошёлся поглядеть на этот феномен, стараясь не потерять Федора Данилыча из виду.
На тверди, на расстоянии метров в двадцать, сидели два мужчины, а между ними пролегала блестящая полоса. По полосе безостановочно мотался туда-сюда ещё один человек. Петров заворожённо наблюдал.
- Нравится? - спросил Федор у него за спиной.
- Что это? - Петров покосился на подошедшего старика.
- Часы! - гордо объявил тот. - Моё, между прочим, изобретение, через что и почёт здесь немалый имею.
- Часы?
- Ну да. Толмач да трепач - это одно, а я им устройство для счёта времени выдумал. Расстоянье по росту своему вымерял, велел в ладонях да пальцах откалибровать и запомнить настрого. Пульса сердечного и дыханья нет здесь вовсе, однако ж на шаг какое-никакое время надобно, на том часы и основаны.
Один из сидящих негромко сказал "Хоп!", и его место быстро занял другой.
- Так и меняются? - спросил Петров больше для порядка.
- Ну да. Их много сейчас, а попервости тяжко было - сам отметкой сидел и маятником вышагивал, пока Ахмад отовсюду басурман собирал под свою руку. Они зовут себя арабами, а так-то и турки, и башкиры, и кого здесь только нет. Веруют они, что Аллахом им заповедано молиться с расстановкою, а оттого и порядок какой-никакой здесь обретают, и тем довольны. Вон, подальше календарь сидит.
Несколько пожилых женщин тихо разговаривали межу собой. Поменялся второй ограничитель, потом рядом с "маятником" стал ходить ещё один мужчина, тем же ровным шагом. По слову "Хоп!" первый в конце тропы шагнул в сторону, а тот сменил его.
Тут же одна из женщин встала и переместилась немного влево. Бывший маятник лёг неподалёку на землю, а к часам подошли ещё двое, перекинулись с сидящими парой слов.
- И они вот так считают время? А если ошибутся?
- Ахмад говорит, они должны делать что могут. Наилучшим образом. Об остальном Аллах позаботится.
Выяснилось, что способностей к языкам у Петрова нет. А может, не хватало желания учиться. Ни одного языка он толком не выучил, хотя и набрался понемножку слов из тех наречий, которые Сумовлев знал. Зато понял, что всюду ценится рассказчик и выдумщик. Поднапряг память, узнал, что истории из его не самой увлекательной жизни вряд ли кого-то заинтересуют, но помянул добрым словом училку литературы - на ура пошёл "Чапаев". Киношки Петров помнил с пятого на двадцать пятое, зато почему-то в голове в подробностях отложилась мультяшная "Алиса в стране чудес", которую Федор немедленно переделал в Али и столько раз рассказывал приходящим послушать арабам, что Петров начал там всё понимать без перевода, невзирая даже на сумовлевскую отсебятину.
А ведь училка давно умерла, а значит - тоже была где-то здесь.
- Федор Данилыч, если вечно тут торчать - вообще всё узнать можно? Постепенно? - лениво спросил Петров, лёжа на спине и безадресно пялясь вверх, во мглистую пустоту. - И нирваны достичь?
- Кабы так. Вон, Фарид валяется. Он тут дольше меня, и сказок попервости куда больше помнил. А вот - лежит аки бревно. Будет он прохвессором всех наук?
- Не знаю. А почему людям всё надоедает?
- Того уже я не знаю. Может, огонёк в них какой горит. Пока горит, всё идёшь, движешься, что-то нужно тебе. Как угаснет - садишься, и всё. Столько раз я это угасание видел и так себе его не хотел, что уныние побороть всегда силы находил.
- Ну, - горько сказал Петров и приподнялся на локте. - Зачем это всё? Ну, молитвы. Толку-то здесь молиться, всё равно не засчитывается. Ну, идти куда-то. К морю всё равно не дойдёшь, а дойдёшь - что там делать? Топиться? Ну, знакомого встретил, или познакомился с кем. Осточертели вы друг дружке и разошлись. Ну, языки учить. Зачем? Учи не учи, всё одно и то же.
- А новое узнавать?
- Ну, узнал я новое. Ну, ещё узнал. А зачем? Ничего ж построить нельзя, ничего смысла не имеет. Смысла нету, понимаешь?
Сумовлев молчал. Потом хлопнул ладонью по тверди.
- Слышишь?
- Ну, слышу.
- А есть тот хлопок или нет?
- Есть.
- Уверен?
Петров заподозрил подвох, но ответил как думал:
- Есть. Я ж его слышал.
- А если далеко будешь, не услышишь?
- Н-не знаю.
- Нету смысла, - объявил старик.
- Как - нету? - Петров сел.
- Верно ты рассудил. Никакого смысла вовсе нет. Я это знаю, Ахмад это знает, Фарид это знает. Если смысел и есть, он для нас всё равно что нет.
- И... зачем тогда?
- Да низачем. Потому что я есть. И пока я есть, мне начхать, есть смысел или нет.
- Что ж это получается? - спросил Петров тупо. - Зачем это так? За что? Навсегда?
- Да у тебя и раньше его не было. Смерть тут ничего не прибавила и не убавила. Ты и жил точно так же. Только и разницы, что там ты помереть боялся, оттого дёргался, и всё равно помер, а тут не помрёшь.
Петров пружиной взметнулся на ноги. Бросился зачем-то к часам. Федор крикнул гортанно по-арабски, и Петрова мгновенно скрутили и уложили носом в твердь.
- А это ты брось, - сказал у него над головой Сумовлев. - Есть смысел, нет смысла, а часы не трожь. Люди старались, делали.
Кругом были люди, а Петров всё равно был совсем один.
Он шёл по ровной тверди под серым однотонным небом, и постепенно ему начало казаться, что он перебирает ногами на месте, а мимо скользит бесконечная пустошь, проплывают плоские фигурки - одна с поднятой рукой, другая сидящая, третья в наклоне, и снова та, что с поднятой рукой. Петров попытался следить за ними, как за столбами в окне поезда, и тут же споткнулся обо чьи-то ноги.
Рыжий парень, на которого Петров налетел, отреагировал вялым "О, шит!" и медленно подобрал конечности.
Это был первый человек, который заговорил с Петровым. К сожалению, Петров не знал английского языка. Разве что ругательства понимал, да кто их не понимает.
- Петров! - сказал Петров, указав на себя пальцем. Рыжий посмотрел на него и отвернулся.
- Петров! - повторил Петров. Никакой реакции. Рыжий равнодушно пялился мимо него. Петров указал пальцем на него:
- Как тебя зовут?
Молчание.
- Ты кто? Твоё имя?
Наконец Петрову надоело, он взял рыжего за руку, отогнул указательный палец и заставил того ткнуть пальцем себе в грудь. Рыжий поначалу не сопротивлялся, потом высвободился, встал и отошёл на десяток шагов. Там он снова уселся. Петров неуверенно пошёл за ним.
- Слышь, мужик, - начал он. Рыжий, сидящий к нему спиной, брезгливо дёрнул плечом.
Петров озлился. Он обошёл рыжего и встал прямо перед ним. Тот начал неторопливо разворачиваться. Петров сдвинулся, чтобы загораживать обзор. Рыжий закрыл глаза. Петров разозлился окончательно. Он пнул рыжего в бок. Тот повалился на землю. Петров пнул ещё и ещё, попал по голове, по спине. Рыжий перекатился на четвереньки, встал и молча пошёл прочь. Петров догнал его и отвесил подзатыльник. Рыжий от неожиданности пробежал несколько шагов, потом остановился и хмуро посмотрел на Петрова.
- Звать тебя как? - агрессивно спросил Петров.
Рыжий сел. Петров пнул его. Так оно и продолжалось - ни усталости, ни боли, только злость и нарастающее чувство, что всё это чудовищно глупо. Петров не знал, сколько это продолжалось. Рыжий то убегал от него, то отвечал тумаками, а один раз даже скривился и начал орать непонятное, но вскоре снова сел и замолчал. Петров притопнул босой ногой, и рыжий вздрогнул. Петров вдруг вспомнил Мбуэнгу.
- Ну и х... с тобой, - сказал он рыжему. - Не хочешь разговаривать? Ну и сиди тут.
Отойдя немного, он обернулся. Рыжий бежал прочь. Вскоре он скрылся из виду.
Здесь было шумно. Петров огляделся и прислушался. В уши билась безнадёжно чужая речь. Она казалась смутно знакомой, но слов было не опознать. Люди говорили вроде бы "баян", "тумак", "кабак", но из этих слов не складывалось ничего понятного. Люди вокруг были неуловимо похожи друг на друга и непохожи на Петрова. Вокруг него образовалось пустое пространство, люди отступали от него, а навстречу ему решительно шли шестеро мужчин.
- Вы чего? - спросил Петров, останавливаясь. Один из мужчин вытянул руку и что-то прокричал.
- Чего? - переспросил Петров, но тут его окружили, ухватили за руки и повели - легко, поскольку их было больше. Вели недолго. Остановились, по команде подняли Петрова за руки и за ноги, раскачали и бросили.
Петров видел, как они уходили, и за ними смыкалась разговаривающая, понимающая друг друга толпа.
Конечно, когда людей много, им легко защититься от одиночки. Надо бы к кому-то прибиться, это Петров уже понял. Но как?
Наконец, так ничего и не придумав, Петров решил преодолеть лингвистический барьер с разбегу. Он вскочил, вдохнул поглубже и заорал вдохновенно-матерно, больше напирая на громкость, чем на разнообразие.
Снова появился патруль, раздвигая толпу. Петров собрался было убежать, но ему крикнули:
- Русский?
- Ага, - ответил Петров, разом ослабев от счастья.
- Иди.
Его повели, ничего не объясняя, потом остановились, и один из провожатых сказал:
- Федор, вот русский.
- Ты орал? - спросил старик.
- Я, - сознался Петров. - Своих хотел найти.
Вокруг тем временем происходило какое-то дружное движение - люди разворачивались в одну сторону, опускались на колени, потом раздался протяжный крик.
Петров видел подобное много раз - одни люди становились в круг и кричали по очереди, другие сидели и раскачивались, гудя довольно знакомое "харекришнахарахаре", третьи перемещались по сложным траекториям, будто играя сами собой в шахматы.
Этот свет отличался чрезвычайным разнообразием, и при этом бредовым, как работающая впустую, пилящая и стругающая воздух лесопилка.
- Чего это они?
- Намаз, - ответил старик. - Молятся. Да ты садись. Арабов, что ль, не видел никогда?
- Где бы я их видел?
- А хотя бы и здесь. Языков не разумеешь? Они по-английски кумекают, да и по-русски немного знают, моими трудами.
- Не знаю я английского, - сказал Петров.
- Учи, - посоветовал старик.
- Петров, - представился Петров.
- Федор Данилов сын Сумовлев, - отрекомендовался старик.
Петров не понимал, когда Федор врёт, а когда нет. Старик рассказывал о себе вещи невероятные и противоречивые - то он был кирасиром в войске у Суворова, то строил Беломорканал, а между делом ввёртывал словечки наподобие "амбивалентности" и "протагониста".
В аду Федор Данилыч был очень давно и повидал многое, на рассказы был неисчерпаем. Правда с выдумкой, а чужие истории со своими мешались у него крайне причудливо.
Арабы его нешуточно уважали. Подходя - кланялись, не заговаривали первыми, кроме того провожатого, Ахмада, - он держался со стариком по-свойски, приходил часто, слушал, сидя непременно на корточках, изредка вступал в беседу.
- Чего они меня выкинули? - спросил Петров в самом начале их знакомства.
- Чужой ты им. Здесь всякий к своим тянется. Вот, помню, пошёл я однажды к морю...
- Здесь есть море? - жадно перебил Петров.
- Ты слушай, не егози, - Федор прикрыл глаза, и на сухом лице его отразилось неодобрение. Петров покорно замолчал.
- Есть ли море, нет, мне неведомо. Однако ж люди говорят, что твердь не бесконечна, а предел свой имеет, он же берег морской, по кацманкам можно его достичь. Море же предела не имеет вовсе.
Федор заранее гневно воззрился на Петрова из-под кустистых бровей, но тот благоразумно не стал ничего уточнять, лишь запомнил про кацманки. Старик продолжал:
- Много людей я видел по пути, и чуднее всего показались те, что выстроились на тверди сообразно родству своему, так, что взглянув на них, каждый мог сообразить - то супруги, то дети их, а то племянники. Говорили они, что надобно весь род человеческий тако же выстроить, и что первые прародители отыскаться тем должны, и что всегда в таком построении рядом с человеком будут те, кто речь его понимает и знает его, отчего и польза будет, и порядок. Род свой возводили они к людям сотворённым, не обезьянцам, и думаю, что правы они: сколько странствую здесь, обезьянцев не попадалось мне.
Звали они и меня место себе найти, да и отпускать не хотели, ведь всякий человек им надобен, чтобы прорех не было в древе сём генеалогическом. Отговорился я тем, что и сам супружницу свою ищу, а как найду - непременно к ним вернусь. Собрать всех они вряд ли соберут, столь быстро людишки с того света прибывают. Да и с братаном моим Яшкой до Страшного Суда рядом обретаться - пусть уволят меня от участи такой. Оттого и печали в свойстве и единстве может выйти больше, чем радости, ведь многие одного легко принудят, если воля его слаба.
- А здесь ты как, по своей воле? - не мог не спросить Петров. Ему до этого момента не хотелось никуда уходить, но он представил себе вечность в компании Фёдора, и его замутило.
- А то как же. Я всюду по своей воле, надо мной ничьей нету, а упрямства во мне на полк хватит.
- Мы не станем тебя удерживать, - сказал Ахмад. - Ты волен уйти когда хочешь.
Федор кивнул:
- То добре. Побуду здесь ещё, - и стал рассказывать, каковы обычаи встреченных им ниппонцев.
- Не врёт Ахмад, что отпустит? - спросил Петров, когда араб молча встал и ушёл.
- На что ему врать? А не отпустит - всё равно уйду. Он мужик не глупОй, понимает.
Арабы становились на молитву. Петров постепенно понял, что общий регулярный сигнал происходит из постоянного центра, и даже прошёлся поглядеть на этот феномен, стараясь не потерять Федора Данилыча из виду.
На тверди, на расстоянии метров в двадцать, сидели два мужчины, а между ними пролегала блестящая полоса. По полосе безостановочно мотался туда-сюда ещё один человек. Петров заворожённо наблюдал.
- Нравится? - спросил Федор у него за спиной.
- Что это? - Петров покосился на подошедшего старика.
- Часы! - гордо объявил тот. - Моё, между прочим, изобретение, через что и почёт здесь немалый имею.
- Часы?
- Ну да. Толмач да трепач - это одно, а я им устройство для счёта времени выдумал. Расстоянье по росту своему вымерял, велел в ладонях да пальцах откалибровать и запомнить настрого. Пульса сердечного и дыханья нет здесь вовсе, однако ж на шаг какое-никакое время надобно, на том часы и основаны.
Один из сидящих негромко сказал "Хоп!", и его место быстро занял другой.
- Так и меняются? - спросил Петров больше для порядка.
- Ну да. Их много сейчас, а попервости тяжко было - сам отметкой сидел и маятником вышагивал, пока Ахмад отовсюду басурман собирал под свою руку. Они зовут себя арабами, а так-то и турки, и башкиры, и кого здесь только нет. Веруют они, что Аллахом им заповедано молиться с расстановкою, а оттого и порядок какой-никакой здесь обретают, и тем довольны. Вон, подальше календарь сидит.
Несколько пожилых женщин тихо разговаривали межу собой. Поменялся второй ограничитель, потом рядом с "маятником" стал ходить ещё один мужчина, тем же ровным шагом. По слову "Хоп!" первый в конце тропы шагнул в сторону, а тот сменил его.
Тут же одна из женщин встала и переместилась немного влево. Бывший маятник лёг неподалёку на землю, а к часам подошли ещё двое, перекинулись с сидящими парой слов.
- И они вот так считают время? А если ошибутся?
- Ахмад говорит, они должны делать что могут. Наилучшим образом. Об остальном Аллах позаботится.
Выяснилось, что способностей к языкам у Петрова нет. А может, не хватало желания учиться. Ни одного языка он толком не выучил, хотя и набрался понемножку слов из тех наречий, которые Сумовлев знал. Зато понял, что всюду ценится рассказчик и выдумщик. Поднапряг память, узнал, что истории из его не самой увлекательной жизни вряд ли кого-то заинтересуют, но помянул добрым словом училку литературы - на ура пошёл "Чапаев". Киношки Петров помнил с пятого на двадцать пятое, зато почему-то в голове в подробностях отложилась мультяшная "Алиса в стране чудес", которую Федор немедленно переделал в Али и столько раз рассказывал приходящим послушать арабам, что Петров начал там всё понимать без перевода, невзирая даже на сумовлевскую отсебятину.
А ведь училка давно умерла, а значит - тоже была где-то здесь.
- Федор Данилыч, если вечно тут торчать - вообще всё узнать можно? Постепенно? - лениво спросил Петров, лёжа на спине и безадресно пялясь вверх, во мглистую пустоту. - И нирваны достичь?
- Кабы так. Вон, Фарид валяется. Он тут дольше меня, и сказок попервости куда больше помнил. А вот - лежит аки бревно. Будет он прохвессором всех наук?
- Не знаю. А почему людям всё надоедает?
- Того уже я не знаю. Может, огонёк в них какой горит. Пока горит, всё идёшь, движешься, что-то нужно тебе. Как угаснет - садишься, и всё. Столько раз я это угасание видел и так себе его не хотел, что уныние побороть всегда силы находил.
- Ну, - горько сказал Петров и приподнялся на локте. - Зачем это всё? Ну, молитвы. Толку-то здесь молиться, всё равно не засчитывается. Ну, идти куда-то. К морю всё равно не дойдёшь, а дойдёшь - что там делать? Топиться? Ну, знакомого встретил, или познакомился с кем. Осточертели вы друг дружке и разошлись. Ну, языки учить. Зачем? Учи не учи, всё одно и то же.
- А новое узнавать?
- Ну, узнал я новое. Ну, ещё узнал. А зачем? Ничего ж построить нельзя, ничего смысла не имеет. Смысла нету, понимаешь?
Сумовлев молчал. Потом хлопнул ладонью по тверди.
- Слышишь?
- Ну, слышу.
- А есть тот хлопок или нет?
- Есть.
- Уверен?
Петров заподозрил подвох, но ответил как думал:
- Есть. Я ж его слышал.
- А если далеко будешь, не услышишь?
- Н-не знаю.
- Нету смысла, - объявил старик.
- Как - нету? - Петров сел.
- Верно ты рассудил. Никакого смысла вовсе нет. Я это знаю, Ахмад это знает, Фарид это знает. Если смысел и есть, он для нас всё равно что нет.
- И... зачем тогда?
- Да низачем. Потому что я есть. И пока я есть, мне начхать, есть смысел или нет.
- Что ж это получается? - спросил Петров тупо. - Зачем это так? За что? Навсегда?
- Да у тебя и раньше его не было. Смерть тут ничего не прибавила и не убавила. Ты и жил точно так же. Только и разницы, что там ты помереть боялся, оттого дёргался, и всё равно помер, а тут не помрёшь.
Петров пружиной взметнулся на ноги. Бросился зачем-то к часам. Федор крикнул гортанно по-арабски, и Петрова мгновенно скрутили и уложили носом в твердь.
- А это ты брось, - сказал у него над головой Сумовлев. - Есть смысел, нет смысла, а часы не трожь. Люди старались, делали.
Таак
Date: 31/07/2004 12:16 pm (UTC)С уважением,
Антрекри
Re: Таак
Date: 31/07/2004 06:30 pm (UTC)no subject
Date: 01/08/2004 06:40 am (UTC)/me старалось. :)
no subject
Date: 31/07/2004 01:21 pm (UTC)no subject
Date: 31/07/2004 04:14 pm (UTC)Here you are
Date: 31/07/2004 08:30 pm (UTC)Re: Here you are
Date: 01/08/2004 03:43 am (UTC)no subject
Date: 31/07/2004 06:06 pm (UTC)no subject
Date: 01/08/2004 03:46 am (UTC)Или читать нудно?
Может, дальше повеселее будет, если персонажи не взбунтуются. ::)
no subject
Date: 31/07/2004 07:23 pm (UTC)no subject
Date: 31/07/2004 08:02 pm (UTC)____
Именно.
А дальше :)
no subject
Date: 01/08/2004 06:42 am (UTC)О.
Date: 31/07/2004 08:59 pm (UTC)Re: О.
Date: 01/08/2004 03:50 am (UTC)Я пока вообще-то недописатель. Типический. ::)